из интервью с Хаяо Миадзаки
пык

«— Откуда они берутся — духи и монстры из «Унесенных призраками», лесные боги из «Принцессы Мононоке», Тоторо и чернушки из «Моего соседа Тоторо»?

— Из подсознания. Я стараюсь не анализировать их, чтобы не спугнуть. Они просто приходят ко мне, появляются из ниоткуда. Причем сначала я не знаю, как они выглядят. Я представляю себе, как они себя ведут, о чем говорят, если они вообще умеют разговаривать, о чем думают. Только потом постепенно рождается изображение. Например, сцена на автобусной остановке, где Сацуки впервые встречает Тоторо: она сначала слышит шаги, потом видит его лапу, наконец, его целиком — но он на нее не смотрит. Куда он смотрит? Я начинаю думать об этом и понимаю, что он смотрит вверх, на большой лист, который использует вместо зонтика… Так из мелочей рождается образ. Обычно — с нуля: я стараюсь забыть все, что придумывал до тех пор, и создаю что-то совершенно новое.»

«— Удивительное свойство ваших сказок — почти полное отсутствие злодеев и отрицательных персонажей. Даже у тех, которые кажутся негодяями, всегда есть причины вести себя именно так, и зрители в конечном счете способны их понять и даже стать на их сторону. Это что-то японское?

— Скорее уж русское! (Открывает лежащий на столе альбом Билибина.) Помните «Василису Прекрасную»? Героиня приходит к Бабе-яге — и та ведь ее не съедает, а выслушивает и даже помогает! Слушает — значит, не кушает. Неужто она после этого злая? Каждое магическое существо — сложное, оно не может быть только добрым или только злым. И вообще, создать кого-то злого и победить его в конце сказки — слишком простой путь к катарсису. Так поступают те, кому не хватает фантазии и силы воображения. А я не люблю однозначных оценок, мне не нравится деление на черное и белое, плохое и хорошее. Возьмите ту же Вторую мировую войну: Япония страдала очень много — но и виновата перед многими, чувство этой вины мы испытываем до сих пор. Как после этого объявлять кого-то хорошим, а кого-то плохим? В Италии, например, договорились считать барона Капрони, моего персонажа из «Ветер крепчает», злодеем и пособником фашизма. Я же не могу к нему так относиться, для меня он фантазер и изобретатель самолетов — который, кстати, строил заводы и создавал рабочие места. При этом разработанные им самолеты во время войны никто так и не использовал! Не пригодились.»